*

Что-то после "Реки Потудань" вся моя словоплоть затосковала, устремилась как-то в бездны вселенской печали и жажды. Будучи совсем юн и мал, написал я, помню, китайнодалекие от совершенства строки:

"В споре низменной крови и той пустоты неизменной

внутривенной вселенской - вселения первой хочу".

Ясное дело, что написал до крещения, но вышло круто, что очевидно вполне лишь теперь. Это все потому, что в слове я всегда был безпощадно искренен, пусть от совершенства безконечно и далек, не то, что теперь, в интимной близости совершенству. Тогда бишь, был я пророком косноязычным, а теперь все гораздо интереснее, после сбытия. Только пророки ведь популярнее творцов, почему внешний интерес ко мне с тех пор на убыль пошел, с самого крещения. Это я на вс.сл. написал, чтобы напомнить: тута любая хрень - по очень большому и неотменному счету, даже если и до крови придется.

Вернемся к волению словаплоти моея. Будь я словом, так я бы и не волновался ничуть, ибо слово - оно и есть слово, неизменно и неистленно, неволнуемо. Будь я плотью - я бы волнение всякое угасил естественным путем: овцу бы задрал или курицу покрыл, по инстинкту, или уж пал бы смертью храбрых от руки неверных пастырей или соперников на пути к угашению волненья. Ноу проблем.

Но - нет. Словоплоть - не такая. Ей что-нибудь сверхъестественное в естестве подавай. И восхотела словоплоть моя "Неба над Берлином" через Шекспирову рефлексию ("быть или не быть"). Тут у меня очень мудрые и глубокие, как и все откровения вообще, мысли зашевелилися. Рождение и биологическое существование, оказывается, не является утвердительным ответом на вопрос хамлета само по себе. Мы - скорее ангелы Вендерса, чем воплощенцы, и вопрос этот над нами висит мечом дамокловым. Большинство из нас упорно изо дня в день отвечает "не быть". Мы не хотим быть и решаем вопросы ангельские изо дня в день: что-то где-то с кем-то происходит и мы в этом как-то участвуем. Воплотиться и размножаться духу нам не хватает. Пусть будет, что будет и есть, что есть. А нас - нет. Мы - ангелы.

...